***
— Ну же, идём! Посмотри, у тебя жилетка вымокла вся! Ключи-то от дома есть? Пойдем, я провожу.
— Девушка, ну как вы не понимаете. Не могу я уйти. Как я её одну оставлю? Мне обязательно нужно дождаться, встретить. Золотинку мою… Ей восемь всего, как я ее по-вашему оставлю? Вот, глядите, сейчас единичка подойдет, троллейбус. Она же у меня хористка, кстати. Всегда после занятий задерживается, с подруженциями своими лясы точит. Такая трынделка! Вы, если не торопитесь, то обождите со мной немного, я вас познакомлю. Она очень любит со взрослыми беседы заводить.
— Поливает второй час, а мы без зонта. Она вас, наверное, проморгала, сама добежала домой. Может и мы выдвигаться будем?
— Настырная-то какая! Ну, пойдем, пойдем. Сейчас я только Валюше наберу, золотинку-то все равно забрать кому-то придется.
— Всё, хватит! Сил моих больше нет. Да не ищи ты телефон, она не ответит. Нет её! И внучка не приедет твоя. Ты посмотри вокруг, здесь остановки уже пятнадцать лет как нет, и проводов этих троллейбусных тоже.
Он огляделся и увидел чужую ему реальность. Все было неправильное, незнакомое такое. Он прямо замер от ужаса.
И глаза... глаза у него такие пустые стали, Маш… Ненастоящие. Будто и не глаза вовсе — две пуговицы. Вон, в швейную фурнитуру зайди, там такие же на прилавке лежат, по рублю каждая.
И так жалко стало его. Невыносимо просто. И я знаешь, что выдала? Говорю: «Пойдемте, дедушка, внучке вашей к чаю чего-нибудь возьмем». А он мне: «Да не надо, у нас с ней прятка дома есть — монпансье в верхнем ящике справа». И смеется, довольный такой. А мы, Маш, тумбу эту с ящичками на помойку вынесли, когда квартиру его продавали. Ну, я его домой отвела, на ключ закрыла и пошла до мебельного…
Алло, ты тут еще? Короче, я чего звоню, подкинь меня до деда, пожалуйста. Мне эту тумбу одной не допереть. И за конфетами по пути заедем.